Туманова Ольга - Убийство В Стиле Эссе
Ольга Туманова
Убийство в стиле эссе
Аромат хорошего табака и дорогих духов парил в лестничном пролете, словно
на ожившей странице романа прошлых лет. И небо, огромное, многоликое, с
причудливым переплетением безоблачной голубизны, грозовых туч и
абстрактно-нечетких струек дождя, что падал на чьи-то головы вдали, у
горизонта, шикарной картиной смотрелось в окне, огромном и безупречно чистом.
Удобная мягкая обувь легко и с удовольствие касалась чистого мрамора. Ах,
не хватает ворсистого ковра. Чтобы ниспадал по ступенькам до парадной двери.
Чтобы звучал торжественным аккордом. Чтобы: Надо, надо предложить соседям.
Легкий щелчок замка, хлопок входной двери, и, изящно кивнув головкой, прошла
мимо соседка, и томительно пахнул parfum, и божественно шелестнул натуральный
шелк, и Феликс Семенович Якушев запоздало поклонился вслед даме, с почтением и
с наслаждением. Разве думал он, разве мог когда-нибудь вообразить, что будет
спускаться из своей квартиры не в затхлой кабинке убогого лифта, не по
заплеванной, загаженной лестнице... Какие, однако, изгибы делает река нашей
жизни, какие берега открывает.
Легкая изморось носилась в воздухе, и так вкусно вдохнулось, и: И какой-то
замызганный хлюст просеменил мимо: непокрытая голова втянута в хилые плечи; и
запах дурного мыла и поношенной одежды коснулся почтенного господина, и Феликс
Семенович поморщился брезгливо и подумал раздраженно, что великолепное его
настроение беспардонно испорченно каким-то убогим, что невесть как оказался
возле респектабельного дома. Но тут же осознание своей избранности вернуло
Феликсу Семеновичу приятное расположение духа, и доброе настроение не просто
вернулось к нему, оно вернулось обновленным, выпуклым, и пожилой мужчина
подумал с юным задором, что у Судьбы не бывает случайностей, и не безликий
оборвыш прошел рядом с ним, прошел усилитель теплого света, что ласкает и
холит его, Феликса Семеновича.
Воистину в жизни каждый получает то, чего он достоин, - в который уж раз
подумал Феликс Семенович и шагнул к кромке тротуара, где ждал его новенький
авто.
Шмаков вышагивал по улицам, не замечая ни дождя, ни прохожих, ни
светофора, и в голове его одна-единственная мысль вертелась, билась,
переворачивалась, модифицировалась, звучала на все лады и во всех
тональностях: этот старый козел не только не ждал его, не только не извинился,
что вынужден, мол, уйти из дома в условленный для их встречи час - он даже не
узнал его, Шмакова, не заметил, хотя он, Шмаков, шагнул к диктофону в тот
самый миг, когда старик вышел из подъезда. Да не вышел! Появился. Явился, как
то самое явление. И он, Шмаков, приостановился, приподнял было шляпу - да нет
у него шляпы, берет, и тот пообтерся. Но не пригодилась бы шляпа - старик на
него не взглянул. Старик вообще его не заметил, вернее, заметил, еще как
заметил - как урну с окурками и плевками. Как мусорное ведро, как бак с
нечистотами, что возникли на пути его торжественного шествия.
Шмаков вошел в подворотню, где среди гнили стояли переполненные мусорные
баки, и от баков ринулась на Шмакова, ощетинившись, стая кошек, и с диким лаем
влетела в подворотню свора собак. А откуда-то сверху выплеснули ведро жидких
помоев аккурат на голову Шмакова, но - спасибо стае и своре, Шмаков шарахнулся
от них, и помои пролетели рядом, лишь обрызгали, шмякнувшись о землю, но штаны
и так заляпаны. Шмаков хмыкнул и хотел подумать о чем-то философском, но тут
его пронзил резкий ветер, что дул в их закутке постоянно, как и
